- За что?
- Это хоть маленький якорек. Не знаю, удержит ли он меня от безумия… - он покачал головой. - Понимаете, я начинаю сам сомневаться. Все как в зыбком тумане. Неясно, размыто. Призрачно. Нет уже ясного самоощущения, как всегда. И ползут, ползут мысли: а может быть, у тебя раздвоение личности? А может быть, провалы в памяти? А может быть, ты давно уже сошел с ума? Я отпихиваю эти мысли, давлю их, как змей, а они все ползут и ползут… Боюсь, я долго не выдержу… А может быть, это было бы даже лучше…
- Мистер Гереро, - сказал я зло, - я не подозревал, что вы умеете так образно говорить. Постарайтесь лучше сосредоточиться: может быть, вы что-нибудь забыли? Какие-нибудь детали, что-нибудь? Неужели пас никто не видел в тот вечер?
Я был зол, потому что он сказал примерно то, что я испытывал сам. В меньшей, разумеется, степени.
- Нет, - покачал он головой. - Мне нечего сказать. Я рассказал вам все.
Когда тюремщик открыл дверь камеры и я встал со стула, Гереро вдруг спросил меня:
- Вы уже говорили мне давеча об измененных… А вы…сталкивались с ними?
- Да, конечно.
- Расскажите мне еще о них.
- Они люди. Даже лучше, чем мы с вами. Они добры и кротки. Они такие, какими должны были бы быть все. Но так как все не такие, они заклеймены. Добротой и кротостью.
- Вы идете, мистер Рондол? - спросил тюремщик.
- Иду.
Не прощаясь с Гереро, я вышел из камеры.
Самое страшное, когда заключенный начинает думать об измененных. Это значит, он перестает бултыхаться и собирается идти ко дну. Он уже мысленно сдался. И чем больше он думает об измененных, тем услужливее мысль расписывает их. Все зависит от точки отсчета. Здоровый, преуспевающий человек содрогается при мысли о том, что может стать измененным. Заключенный, ожидающий суда и уже потерявший надежду, смотрит на такую перспективу совсем другими глазами…
В оставшиеся до суда дни я метался как затравленный. Я несколько раз был на Индепенденс-стрит, я разговаривал со всеми, кто видел там Гереро, я еще раз разговаривал по телефону с Урсулой Файяр, добился проверки психического состояния Гереро - все было напрасно. Мы были там же, с чего начали. Мы не продвинулись ни на шаг.
Я стал злым и раздражительным. Дважды я орал на Гизелу так, что у нее наворачивались слезы на глазах. Дважды, когда я ставил в гараж машину, я задевал за край ворот. Раньше ничего подобного со мной не случалось.
В день суда я проснулся рано и долго лежал неподвижно, слушая страстное воркование голубей за окном. Когда я был маленьким, я долго думал, что это кто-то стонет, что кому-то очень плохо, что кто-то умирает. Я боялся спросить у матери, кто умирает, потому что боялся смерти и боялся говорить о ней. А умирающий продолжал стонать изо дня в день, не теряя сил, и мой детский умишко начал сомневаться. Тогда я сделал то, что мог сделать сразу, - высунул голову в окно и увидел сизых, жирных голубей на карнизе. Теперь я знаю, кто стонет за окном. Еще одной тайной меньше. Впрочем, стонать нужно было бы мне - никогда я еще не ощущал себя таким беспомощным. Я ехал не в суд, нет. Скорее в цирк, где клоун Язон Рондол будет смешить уважаемую публику.
Разглядывая публику, я заметил немолодую женщину, которая смотрела на Гереро со странным выражением лица. Что-то вроде жадного любопытства, смешанного со страхом.
- Вы, случайно, не знаете вот той женщины в сером костюме? - спросил я у Гереро.
- Случайно знаю. Это моя жена.
Занял свое место обвинитель. Анатоль Магнусон, помощник окружного прокурора. Неплохой парень, хотя звезд с неба не хватает. Впрочем, для нашего дела теперь не только что звезд, даже мозгов иметь не нужно. Мозги у машины. Отличные электронные мозги, не обремененные мыслями о заработке, о своей репутации, эмоциями и прочими жалкими порождениями килограмма серого вещества, что мы таскаем в своих черепных коробках. А вот и судья-контролер. Его я тоже знаю, Роджер Ивама.
- Встать, суд включен, - громким фальцетом пропел секретарь-контролер.
Щелкнули выключатели, на главной судейской машине и на трех машинах жюри вспыхнули красные лампочки.
- Народ против Ланса Гереро, обвиняемого в убийстве Джин Уишняк, - объявил судья. - Джентльмены, я как судья-контролер проверил работу главной судейской машины и машин жюри и нашел их в полном соответствии с нормой и готовыми к судебному разбирательству. Согласно процедуре электронных судов тесты проводились голосом и в письменной форме. Обвинение и защита могут провести самостоятельную проверку. Мистер Магнусон?
- Обвинение отказывается от проверки, ваша честь, - сказал Магнусон.
- Мистер Рондол?
- Защита отказывается от проверки, наша честь. - пробормотал я.
- Прекрасно. Мистер Магнусон, обвинительное заключение.
- Ваша честь, - сказал помощник прокурора, - защита знакома с обвинительным заключением. Вы тоже. Я приготовил несколько копий для главной судейской машины и для машин жюри. С вашего разрешения мы сейчас введем их.
- Вводите.
Магнусон подошел к главной машине, положил на вводный поднос несколько листков, склеенных в ленту, которая гут же быстро вползла в узкую щель ввода, похожую на стариковский беззубый рот.
Ту же операцию он проделал с тремя машинами жюри.
- Мистер Магнусон, ваши свидетели, - сказал судья-контролер.
- Обвинение вызывает сержанта полиции Ли Медину.
Сержант, высокий черноволосый человек, занял свое место.
- Свидетель, ваше имя и должность?
- Ли Медина, сержант полиции Шервуда.