- Не мудрено, что вы так любите свою машину. Но, наверное, работа на ней требует большого искусства, долгой тренировки.
- Мне следовало бы обидеться на вас. Синтезатор ведь не скрипка. Работа на нем - не искусство. В том-то и прелесть машины, что она практически автомат. Каждый раз, когда я смотрю, как она работает, у меня мелькает одна и та же мысль: неужели же я смог это сделать? - Профессор оживился, даже разгорячился, жесты его маленьких ручек убыстрились. Он трепыхался и порхал, как маленькая птичка. Он посмотрел на меня. - У вас найдется хотя бы десять минут, дорогой Рондол?
- О чем вы говорите, профессор!
- Тогда с вашего разрешения я покажу вам, как работает эта игрушка. Игрушка, стоившая мне шестнадцати лет жизни. Ну-с, начнем. Вот сюда закладывается пленка с записанным голосом. Вот микрофон, скажите что-нибудь. Что угодно. Важно, чтобы набор слов был достаточно полным для последующего синтеза. Ну-с, прошу.
- Я восхищен синтезатором, профессор. Это не машина, это чудо. И от ее возможностей просто кружится голова. Я преклоняюсь перед вашим гением. Я горжусь, что случай свел нас с вами. Достаточно? Потому что я мог бы говорить на эту тему еще очень долго.
- Вы мне льстите, Рондол. - Профессор смущенно улыбнулся и слабо взмахнул рукой, словно решил отбиваться от моей грубой лести, но не слишком решительно. - Теперь смотрите.
Мы вставляем пленку с вашим голосом сюда и нажимаем на кнопку, то есть включаем машину. Видите, вот здесь два окошка, красное и зеленое? Сейчас, когда закончится анализ, одно из них зажжется. Если зеленое - звукового материала машине для синтеза достаточно. Если красное - значит, мало. Ну, вот видите: зажглось зеленое. Отлично.
- Но как машина знает, что ей нужно синтезировать? - спросил я.
- Она, разумеется, не знает, - улыбнулся профессор. - Читать мысли она, безусловно, не умеет. Ей нужно дать программу синтеза. Для этого нужно напечатать нужный текст вот на этой машинке.
- Именно на этой?
- Да. Причем нужно помнить о некоторых особенностях. Так, например, знак вопроса или восклицательный знак ставятся в начале предложения. Если вы хотите в каком-то месте получить паузу, необходимо вместо одного интервала между словами сделать два-три или больше. Вот смотрите, как я печатаю.
Профессор вставил в машинку листок бумаги и напечатал: «Профессор Ламонт, мне нравится ваша дочь». Листок он всунул в узкую щель на панели и нажал кнопку с надписью «синтез».
- А экраны?
- О, это контроль. Когда синтез окончен, на одном экране вы видите фонограмму оригинала, на другом - полученного голоса. И если есть какие-то тонкие расхождения в интонации, тембре и тому подобное - вы видите и легко регулируете их при помощи вот этих ручек. Смотрите.
На экранах появились две фонограммы. На мой взгляд, они были похожи друг на друга, как две капли воды.
- Вот видите, - сказал профессор, - расхождений нет. Ну-ка, послушаем.
Он нажал кнопку «воспроизведение», и я услышал свой голос. Безусловно, мой голос.
- Профессор Ламонт, - произнес мой голос с моими интонациями, - мне нравится ваша дочь.
- Не может быть? - расцвел в счастливой улыбке Ламонт. - Вам нравится Одри? Ну-ка, послушаем, что вы на это скажете.
Он перемотал пленку и сдвинул какой-то рычажок. И снова я услышал свой голос, на этот раз более громкий и решительный, почти выкрик.
- Ну как?
- Просто поразительно. Хотя я уже слышал свой синтезированный голос, но это действительно чудо, другого слова я не подберу.
- Ну а смысл? - спросил профессор и вопросительно посмотрел на меня. Даже скорее не вопросительно, а просительно.
- Смысл?
- Да, дорогой мой Рондол. Слова, которые синтезировала машина. А вы? Поверьте…
- Я с ней согласен.
- Спасибо, - сказал профессор. - Спасибо. Это прекрасная минута, верьте мне - я ее не забуду. Если бы вы знали, что она для меня значит… Я знаю, это, наверное, противоестественно быть так привязанным к ребенку, но она… она так несчастна…
Он встал и чересчур долго сморкался, отвернувшись от меня.
- Спасибо, Рондол, - пробормотал он. - Завтра мы с вами займемся деталями дела Кополлы…
Время текло неумолимо, а я был еще очень далек от выполнения намеченного плана. Правда, мне удалось списать с телевизора еще и голос судьи-контролера Роджера Ивамы. Того самого, что вел суд над Гереро. Нужен был еще чей-нибудь голос, по я больше не мог ждать. Хватит двух. Теперь дело стало за малым. Нужно было получить в свое распоряжение синтезатор не менее, чем часа на два. И так, чтобы никто в это время мне не помешал. Потому что узнай они, чем я собирался заняться, они не только помешали бы синтезу, они помешали бы мне жить. Всерьез. Прервав синтез в моем организме.
Теперь я уже знал, кто где здесь живет. Бонафонте, Эрни и долговязый идиот с двойной фамилией жили в большом доме, там же, где и я. Кухарка тоже. Профессор же Ламонт спал всегда в меньшем здании, в маленькой комнате, примыкавшей К его кабинету. И не только, к сожалению, спал. Он почти все время проводил в своем кабинете, который я мысленно окрестил «студией звукозаписи».
Нет, днем нечего было и надеяться заполучить машину в свое распоряжение. Оставалась ночь. Но рассчитывать на то, что старик не услышит из соседней комнаты, как в его кабинете кто-то возится, было бы наивным. Выход оставался один - снотворное.
Я пожаловался Ламонту, что плохо сплю, и спросил, есть ли у пего снотворное. Профессор с гордостью сообщил мне, что спит как сурок, но в тот же день Эрни молча протянул мне коробочку «дримуэлла».