- Мне нечего вам рассказывать потому, - твердо сказал Гереро и посмотрел мне прямо в глаза, - что я не убивал эту Джин Уишняк, не жил с этой девицей, никогда не видел ее и даже не слышал ее имени до двадцать первого сентября, то есть до позавчера, когда меня арестовали, предъявив обвинение в ее убийстве. Вот и все. - Должно быть, ни уловил сомнение в моем взгляде, потому что добавил: - Это истинная правда, черт побери! Понимаете вы меня? Истинная правда!
Он вышел из себя и сразу стал симпатичнее. Даже не симпатичнее, наверное, а просто человечнее. Исчезло невыносимое выражение снисходительного и чуть насмешливого превосходства.
- У вас есть алиби или хоть что-нибудь похожее на алиби? Когда произошло убийство?
- Девятнадцатого вечером. Как видите, им не понадобилось много времени, чтобы найти убийцу… Я освободился рано, около четырех, и поехал за город. У меня там домик.
- Где именно?
- Элмсвиль.
- Угу, - кивнул я, - чудное место.
Гереро посмотрел на меня с видимым сожалением. Бедный, глупый адвокатик! Неужели он до сих пор не понял, что все имеющее хоть какое-то отношение к Лансу Гереро, от дыма его сигареты до домика в Элмсвиле, может быть только наилучшего качества? Возможно, он и трупики делает только экстра-класса. И он, этот адвокат, тоже должен проникнуться этой идеей избранности, если хочет быть адвокатом самого Ланса Гереро, Я расправил плечи и выпрямил спину.
- И вы там были все время? В Элмсвиле?
- Да.
- Вас там кто-нибудь видел?
- Да.
- Кто?
- Моя любовница. Она приехала ко мне в семь и уехала в одиннадцать.
- А убийство произошло?
- В обвинительном заключении говорится, между девятью и десятью.
Он был все время начеку. Подчеркнул: в обвинительном заключении говорится… Удивительное дело, как клиенты обычно пытаются уверить нас, адвокатов, в своей невиновности, вместо того чтобы вместе подумать над тактикой защиты.
- Ваша любовница может дать показания?
Гереро медленно покачал головой.
- Боюсь, что нет.
- Почему?
- Она замужем за довольно богатым человеком. Они давно бы разошлись, но он скуп, как Шейлок, а она жадна, как голодная акула. При разводе она получила бы изрядную толику. Но если бы ее супруг мог доказать, что она совершила прелюбодеяние - так это у вас называется? - он показал бы ей кукиш. А ей признать, что она провела несколько часов с глазу на глаз с мужчиной - все равно что расписаться в факте любовной связи. Поэтому-то она никогда не даст показаний.
- Вы в этом уверены?
- К сожалению, да.
- Даже если она будет знать, что вам угрожает смерть или полная переделка?
Гереро внимательно посмотрел на меня. Он все еще никак не мог привыкнуть к моим вопросам, В самом деле, о какой жалости может идти речь, когда рискуешь потерять на ней деньги? Интересно, а как поступил бы на ее месте сам Гереро? Так же, как она? Удивительно было, как реально, как четко он воспринимал идею денег, даже чужих, и как абстрактна была пока что для него идея смерти или переделки. Своей смерти или своей переделки. Пока…
- А нельзя ли все-таки уговорить вашу даму дать показания?
- По-моему, я вам уже сказал. Ее зовут, кстати, Урсула Файяр.
Гереро посмотрел на меня, чтобы убедиться, какой эффект произведет на меня это имя. Посмотрел, как мне показалось, даже с гордостью. Да, миссис Файяр было что терять. У ее супруга было больше миллионов, чем у меня рубашек.
- Неужели же все-таки она не согласится выступить на суде, зная, что от ее слов зависит жизнь человека?
- Нет, она не сентиментальна.
Да, разумеется, рисковать деньгами из-за жизни человека - это сентиментальность. Во всяком случае, когда речь идет о деньгах мистера Файяра.
- Ну а заставить ее выступить в суде мы не сможем?
- Что значит «заставить»? - насторожился Гереро. Слово «заставить» было ему понятнее, ближе.
- Есть у вас какие-нибудь доказательства вашей связи? Письма, записочки? Что-нибудь в этом роде?
Гереро задумчиво пососал верхнюю губу и с сожалением покачал головой. Чувствовалось, что он бы с удовольствием прижал бедную маленькую Урсулу Файяр к ногтю. И он не был сентиментален. Два голубка, не забывающие о выгоде. Две электронные машины, не забывающие в объятиях цену друг друга и всегда готовые продать, Лишь бы была подходящая цена.
В Гереро уже и следа не осталось от его недавней уверенности. Пожалуй, он был теперь растерян.
- Не-ет. Ничего. Совершенно ничего. Теперь, когда я думаю об этом, я вижу, как осторожна она была, дьяволица…
- А мог кто-нибудь из соседей видеть, как она приехала к вам? Или уехала?
- Нет, мой дом стоит совсем особняком и совершенно не виден соседям. Я даже их как следует и не знаю, признаться.
- А у вас там никого нет? Я имею в виду какого-нибудь садовника или кого-нибудь вроде этого?
- У меня есть садовник. Он же сторож, он же шофер. Но в этот день я его отпустил. Урсула всегда настаивала, чтобы никто ее не видел…
- Гм… удивительно она все-таки предусмотрительная особа…
- Да, пожалуй, - пожал плечами Гереро. - К сожалению, я это понимаю сейчас… Но кто бы мог предположить…
- Вам кто-нибудь звонил туда в тот вечер?
- Нет, никто. Я выключил телефон.
Да, у этой публики легко не заработаешь, вздохнул я. Уж если всевышний и послал мне клиента, так такого, как мистер Ланс Гереро.
- Почему вы молчите? - спросил меня Гереро, и в первый раз с начала разговора я уловил в его голосе нотки беспокойства. Настоящего беспокойства. Может быть, только сейчас, отвечая на мои вопросы, он понял, насколько он безоружен перед законом.