Удар был таким сильным, что он ударился головой в стекло левой дверцы. Если бы на улице было теплее и стекло не было бы поднято, он, возможно, успел бы что-нибудь сделать. Но он ударился после соприкосновения моей ноги с его скулой о стекло, и я получил возможность ударить его второй раз. На этот раз уже спокойнее. И сильнее. У него что-то хрустнуло в лице, и он молча начал сползать вниз. Удивительно неуклюжи люди, потерявшие сознание. Или жизнь.
Пистолет оказался в правом кармане, ближнем ко мне. Вместе с ключом от браслетов. Я снял с себя наручники, подумал немного и надел их капитану Мэннингу, пропустив тоненькую цепочку из легированной стали под спицей рулевого колеса. Мотор все еще продолжал работать. Я потянул капитана на себя и пожалел, что поторопился приковать его к рулю. Пришлось отстегнуть браслет. Я не умею водить машины, к рулю которых прикованы полицейские капитаны, а я понял, что, если хочу выиграть хоть чуть-чуть времени, нельзя оставлять машину на шоссе.
Как назло, я никак не мог найти съезда с дороги. Я уже собрался было все-таки бросить машину, как увидел, что кювет в одном месте совсем мелкий. Я осторожно съехал с обочины, и, когда передние колеса миновали канаву, я резко надавил на реостат, и машина буквально перескочила препятствие. Я въехал в лес. Боюсь, что полиции Джоллы пришлось понести определенные расходы на выправку и покраску кузова, потому что особенно дороги я не выбирал. Какие-то сучья и кусты царапали о бока машины с таким душераздирающим скрежетом, что мне было жалко машину. И себя. Я протаранил последнюю поросль молодых елочек, въехал в кусты и выключил двигатель. Меня сразу окружила тишина. Странная, противоестественная тишина после воя двигателя и скрежета дерева о металл.
Я посмотрел на капитана. Он еле слышно застонал. Я взял его под мышки и усадил на место водителя. Он застонал громче. Очень приятный звук такие стоны, уверяю вас. Когда стонет человек, собравшийся убить вас.
Я снова приковал его к рулю, взял с собой ключи от наручников и от машины, запер обе дверцы и пошел прочь.
Куда - этого я еще не знал. Пока что подальше от капитана Мэннинга, хотя признаюсь, мне было жаль расставаться с начальником славной джоллской полиции. Уж очень мне хотелось присутствовать при его пробуждении. Вот и проповедуй после этого, что месть - скверное чувство и дурно извлекать из него злорадное удовольствие. Я увидел дупло. Небольшое дупло. Вполне достаточное для того, чтобы бросить туда оба ключа - от наручников и от машины. Нет, положительно я не мог простить себе, что не остался у машины в ожидании пробуждения их сиятельства начальника полиции. Вот он испускает стон, другой, открывает глаза. Сфокусировать их сразу он не может, но с третьей попытки ему это удается. Что за черт, почему он уперся носом в руль? Авария, что ли? Он поднимает голову. Тяжело булькают мозги в черепной коробке. Что за дьявольщина, машина уперлась в кусты. И кругом деревья. Он хочет поднять руки, чтобы потереть лицо, но руки не подымаются. Авария. Он ранен в руки. Нет, немножко они поднимаются, А дальше их не пускает цепочка. Почему? Что это за цепочка? Похожа на цепочку от браслета. Такой же металл, такие же звенья. А это и есть браслет.
И тут память возвращается к нему. Возвращается, чтобы туг же в ужасе отпрянуть. Потому что вместо фигуры человека под колесами он сидит, прикованный к рулю, в лесной чащобе. Господи, стонет он, не дай разуму покинуть меня. И тут начинает болеть разбитое лицо. Все острее и острее. Он кричит, но никто не слышит капитана Мэннинга.
Спасибо, капитан Мэннинг, с мыслью о вас так хорошо идти. Но куда? И вообще, что делать? То есть я знал, что делать. Мне нужно было попасть в Шервуд. Но как это сделать? Я рассчитывал, что это сделает полиция.
Во всех своих планах я допускал, что меня арестуют. Я даже хотел этого. Единственное, на что я не рассчитывал и чего не хотел, - это оказаться под колесами электромобиля капитана Мэннинга.
Но полиция проявляет слишком большое нетерпение. Милый Ламонт и его дружки уговорили полицию, что я обязательно сделаю попытку бежать. И чтобы доблестные стражи порядка пресекли эту попытку в корне. Что и пытался сделать бедный капитан Мэннинг. Который скорее всего сойдет в чаще с ума и будет распевать псалмы, когда его найдут.
Но бог с ним, с Мэннингом. Хуже то, что сейчас я должен был во что бы то ни стало избегать полиции. Ведь к истреблению целого церковного хора и продаже государственных секретов я добавил теперь нападение на офицера полиции, кражу у него пистолета и побег.
Я почувствовал прилив гордости. Я становлюсь важным преступником. Настолько важным, что они наверняка разошлют мое фото по всей стране. Эдак нетрудно начать относиться к себе с почтением.
Кажется, я сделал ошибку. И грубую. Надо было бросить машину с капитаном и голосовать. Может быть, меня взял бы кто-нибудь, и сейчас я бы ехал к Шервуду. И может быть, даже попал бы туда
А теперь уже поздно. Джоллская полиция сейчас наверняка что потревоженный муравейник. Они бегают, суетятся. Они вызвали капитана по радио, но он не отвечает. Они уже отправили машины на розыски.
Уже поздно. Теперь только вперед, подальше от этой второй дороги, от капитана Мэннинга. А если они вызовут собак? Тогда скорей всего они найдут меня. Но вряд ли они поедут сразу с собакой. Это абсурд.
Впереди я заметил просветы между деревьями.
Сержант Лепски был молод и честолюбив. Он был неглуп и терпелив. Последнее качество было ему особенно необходимо, потому что он не хотел работать с капитаном Мэннингом, но никому, разумеется, об этом не говорил. Капитан напоминал ему последнего защитника крепости в старинных фильмах. Он метался от амбразуры к амбразуре, пытаясь сдержать наступление врагов. А врагов у капитана было много. Все в полиции, кто был моложе его, были враги. Все, кто соображал лучше его, были враги. Все, кому везло, были враги.